Сегодня продолжаются прениях по делу Куандыка Бишимбаева по убийству Салтанат Нукеновой выступил сам Бишимбаев. Он не признал вину в умышленном убийстве и признался, что пытался наложить на себя руки в камере, передает Bizmedia.kz.
Но как любой человек, я готов понести наказание за то, что я действительно совершил. Но я не могу взять ответственность за то, что у меня был умысел убить Салтанат. Я прошу прощения не ожидая прощения, я прошу прощения у потерпевшей, ее брата, родителей Салтанат. Моя жизнь… Я тоже терял дочь в молодом возрасте.
В 23 года у меня была дочь, и она умерла от болезни в 2 года. Это не сравнимо, но я бы не хотел умышленно причинить смерть кому-либо. Но в жизни так произошло. Я прошу прощения у всех людей, чьи чувства я оскорбил. Вся страна смотрит. Я не мог согласиться с такими оценками. Каждый имеет право выражать собственное мнение. Я хочу, чтобы вы знали.
Во время допроса мне задавали вопрос, почему вы не ушли. Я тогда ответил себе, почему я не ушел, почему она не ушла, не разошлись в тот вечер, и этого бы не было. Я ежедневно себя спрашивал. Я не совершал умышленного преступления, но я виноват в смерти Салтанат. Все обстоятельства, которые излагал адвокат, они об этом говорят.
Если бы у меня был умысел, стал бы я совершать это в месте, которое ассоциируется с моей семьей, в центре Астаны, где много людей, которые знают нас с С. и посетители? Это не согласуется со здравой логикой, версией потерпевшей стороны, защитников потерпевших, обвинения, что я в ЦКЗ Казахстан подтверждаю свой умысел словами: «Не нужно тебе пальто, оставь». Здесь умысел в другом — Салтанат очень часто теряла вещи: часы, паспорт, компьютер, зарядка.
В тот вечер фраза была сказана без какого-либо умысла, связанного с тем, что произошло дальше. Номерок оказался у нее в сумке, но она не хотела возвращаться к Аиде, сказал: «Ну давай оставим его, тебе же не хочется возвращаться в зал, чтобы поискать номерок». Эта фраза не может означать какой-то зародившийся умысел.
В 21:30 мы пришли в бар. Вы знаете, и с утра не принимали пищу. Не знаю, принимала ли Салтанат или нет, и пока мы там находились, мы выпили. Я старался ее выслушать. Она была обижена, возмущена, я старался слушать. У меня не было умысла причинить ей смерть.
Я думал, она будет возмущаться и просто уйдет. В 10:30 она собиралась уходить, я написал Индире и решил, что я тоже пойду. В очередной раз мы расстаемся, и нас ничего не связывает. Я тогда тоже пойду.
В 12:30 я заказал себе такси. Салтанат не ушла, и я остался. Мы пробыли до 12:30, я заказал такси, мы вышли на улицу. Я намерен уехать, нет умысла остаться и продолжить ссору, но С. не уходит, колеблется уйти или остаться. И я не мог оставить ее в таком состоянии — она выпила сильно.
У нас происходит выяснение отношений, и просто оставить ее я не мог, и мое нахождение не связано с желанием причинить ей… убить ее.
Вы помните видео в предбаннике и видели, что у нас был диалог. Вы видели агрессию, с моей стороны не было агрессии, я пытался обнять ее. Выпили три бутылки просекко шипучего, она захмелела, это видно в том видео, видно, что ей трудно стоять на ногах, она прислоняется к стене.
Ей недолго стоять на ногах. В 2:06 мы вышли, и С. сама выходит из машины, пока я паркуюсь, не ждет меня, не идет ловить такси, не пытается скрыться. Она возвращается в ресторан, и я через несколько минут нагоняю ее, и мы вместе проходим. Я хотел бы сказать, что версия, что я ее насильно удерживал или насильно затащил, чтобы убить, не подтверждается, потому что С. спокойно передвигается, двигается сама, выбирает вернуться в ресторан.
В обвинительном акте написано, что утром после 7:16, когда в холле я нанес побои и втащил в VIP-1, она закрылась в туалете, я выламывал дверь и наносил сокрушительные удары, довел до смерти. Не установлено время смерти, то в обед, то между 4 и 3, где-то написано, что произошло это утром. Вы сами видели, что ничего подобного до 8:24 не происходит.
Там происходят другие вещи, которые не красят, но не происходит убийство, которое описывает обвинение в обвинительном акте. Напротив, мы в судебном процессе наблюдали показания Меирбекова маляра, что он слышал стуки металлические.
Мы видели, как раскачивается лампа. Меирбеков находится недалеко, он мог слышать. Лампа, скорее всего, раскачивается, потому что я штативом бью по двери. Я не знал, что — здесь выдвигается версия — что замок открывается снаружи и что Салтанат держала в руках. Я не знал, что открывается снаружи.
Я задал Байжу вопрос, знал ли я о замках. Потерпевшая сторона говорила, что я знал. Я просто не знал. Поэтому я хочу сказать, что изложенное в обвинительном акте не находит подтверждений. Это должно дать понимание, что в начале я выразил несогласие с ним, он состоит из измышлений. Я так сказал потому что это ничем не подтверждается и написано из предположений стороны обвинения.
Видеозаписи, показания свидетелей и записи с телефонов говорят, что события происходили иначе. Часть ссоры и часть тех событий происходили в промежутки между 4 и 6 утра. Когда происходила ссора, я выламывал дверь с помощью штатива, и у нас произошла ссора в туалете. Ведь сторона обвинения, потерпевшая сторона считает, что я ввожу вас в заблуждение.
Часто указывается, что мои показания неправдивы, что Нукенова не могла падать самостоятельно.
Это было сказано экспертом, и не могла получить травмы при падении. Байжанов вообще не при чем, никакого сговора — нет его вины здесь. Он здесь действительно находится, потому что исполнял мои поручения. Ни я, ни Байжанов не догадывались, что ее жизни угрожает смерть, Байжанов этого не наблюдал. Он не хочет лишний раз говорить, что он заходил, но между нами не было сговора, и его вины здесь нет.
Его сделали подозреваемым только потому, что его показания опровергают версию об умышленном убийстве. Как свидетель, он бы подтвердил, что она была жива в 10 утра, он звонил врачу и сообщал, что Салтанат спит в 15:33 и в 16:11. Он же знал, что она спит, он уверенно сообщает врачу, он мог наблюдать ее сон, и это не вызывало у него никаких подозрений в тот момент. Хочу остановиться на видео, за которое мне стыдно, мое поведение отвратительно и низко.
Если вы просмотрите запись, увидите все повреждения, которые экспертиза обнаружила и описала, все что там описано — повреждения на коленях, на лице они уже видны и просматриваются очевидно. Не было избиения после 7:16, не было сокрушительных ударов, ударов кулаками, ногами в голову. Сама по себе сцена отвратительная, она очень эмоциональная, но сказанные мной грубые слова, оскорбительные вопросы — там нет ничего, что можно назвать — здесь происходит убийство.
Там происходит выяснение с моей стороны и оно эмоционально, я говорил, что у меня не хватило терпения, мне хотелось задеть ее.
Все время говорят о моей окровавленной розовой рубашке. Вранчев выдвигал версию, что мы смыли кровь с пола, а почему мы в туалете не смыли? Почему остатки волос на столе мы не убрали? Почему я не снял шторы, на которых есть следы крови? Почему я не пытаюсь избавиться от тела и все время нахожусь там.
В гастроцентре куча подсобных помещений, которые закрываются на ключи. При желании это можно было сделать в любое время суток. Зачем ждать, строить алиби, чтобы вызвать скорую и дождаться приезда полиции? Ни в тот момент, когда скорая зафиксировала смерть, ни когда я обнаружил пульс, я не предпринимаю попыток скрыться. Первое, что я делаю – начинаю паниковать и звоню Байжу.
Я думал, что я выпил и не могу найти пульс, и я зову Байжанова, чтобы он вызвал скорую и тем самым меня обнаружил. С приездом скорой выяснилось, что произошла смерть. Я понимал, что смерть произошла, я должен за это ответить, я был готов к ответственности, я не скрывался, я совершил преступление.
Для меня не стоял вопрос, я понимал, что должен ответить за это. Когда приехала полиция, и попытка суицида пытаются ее выдать как спектакль. Мне прокурор задавал вопрос – циничный – я за вами наблюдал в камере 24 часа в сутки и не видел, чтобы вы совершили еще попытку.
Мне не хочется вызывать жалость, но я ее совершал. Смысл не в том, чтобы было видно прокурору или в камеру — на камеру это не самоубийство, а театр. Нужно было найти быстрый и необратимый способ, но он не сработал. И когда он не сработал, я понял, значит, я должен пройти все это. Изначально было понятно, что я виноват, я не собирался скрываться.
На меня свалился такой огонь из соцсетей, защитники мои в растерянности. У меня был другой состав защитников, они были в панике и просто отказывались, говоря: «Мы не будем связываться». У меня три раза поменялся состав защитников, потому что часть отказывалась, а часть была в растерянности. Я вообще не думал, что буду защищаться, что это бесполезно, пусть происходит что происходит, я буду наблюдать.
И только Кусаинова объяснила, что произошло. Все, что касается обвинения по статье 99 части 2, я не признаю вины, и мне кажется, вся сторона, мое субъективное поведение в тот день не подтверждается. И нет у меня мотива, я ничего не выигрываю. Я прошу вас еще раз обратить внимание на видео, за которое мне очень стыдно. Я поступаю низко и плохо, но не совершаю убийство.
Я считаю, они напротив доказывают, что все, что изложено, не соответствует действительности. В какой момент произошла смерть? Я обнаружил это около 19:40-50, что у нее похолодели щеки, но тело было теплым, может, потому что она была под одеялом. Только щеки похолодели. Врач скорой помощи сказал, что смог открыть челюсть.
