В Казахстане принят очередной пакет поправок по защите прав детей. Цели благие — оградить сирот от насилия и ужесточить отбор опекунов. Однако пресс-релиз профильного ведомства, разъясняющий нормы, был составлен так, что впору хвататься за сердце не опекунам, а обычным мамам и папам. Bizmedia.kz разбирался, почему чиновничий язык снова стал источником паники и почему Министерству просвещения стоит начать просвещение с себя.
Официальные сообщения госорганов часто грешат канцеляризмами. Но одно дело, когда речь идет о надоях молока, и совсем другое — когда о детях. Недавний релиз, посвященный поправкам в законодательные акты по вопросам образования и защиты прав детей, вызвал у внимательных читателей настоящий шок.
«Законный представитель» — это и вы тоже
В сообщении ведомства черным по белому написано:
«Если у законного представителя ребенка в период нахождения ребенка в семье возникает судимость, он подлежит незамедлительному отстранению от выполнения обязанностей».
И далее, добивающим ударом:
«Также установлен запрет на участие в воспитании ребенка для лиц, в отношении которых ведется уголовное преследование».
Любой человек, хоть немного знакомый с Кодексом «О браке и семье», знает: понятие «законный представитель» в первую очередь включает в себя биологических родителей.
Читая пресс-релиз буквально, казахстанцы получают следующую картину: если родитель совершил ДТП с пострадавшими (уголовное дело) или повздорил с соседом, его нужно «незамедлительно отстранить от обязанностей» и запретить «участвовать в воспитании». То есть — забрать ребенка из семьи в детдом?
Учитывая, что под уголовное преследование можно попасть не только за убийство, но и за экономические проступки или непредумышленные деяния, складывается впечатление, что государство готовит почву для массового изъятия детей из семей при малейших проблемах с законом у родителей.
Что имело в виду министерство?
Юристы спешат успокоить: никакой ювенальной катастрофы (пока) не планируется. Проблема не в законе, а в тех, кто его презентует.
«Понятно, что чиновники вводят в заблуждение, используя термин «законные представители» в контексте этого релиза. Но на родителей это не распространяется. Иначе у нас, утрирую, полстраны бы сидели без родительских прав, а дети стали бы сиротами при живых родителях», — отмечают эксперты.
Юристы подчеркивают, что речь идет исключительно о секторе государственной опеки: об усыновителях, опекунах, патронатных воспитателях и приемных родителях. Именно их будут «незамедлительно отстранять». Однако пресс-служба министерства забыла уточнить эту «маленькую» деталь. Вместо того чтобы написать: «Государство будет жестче контролировать приемные семьи», использовали обобщающий юридический термин, который напугал всех.
Страшилка о шлепках
Нынешняя паника — не первая коммуникационная неудача госорганов. Яркий пример «трудностей перевода» уже имел место быть. В апреле 2024 года, когда был принят нашумевший закон по вопросам обеспечения прав женщин и безопасности детей (известный в народе как «Закон Салтанат»).
Тогда благая цель — криминализировать побои и защитить жертв домашней тирании — утонула в волне фейков и родительских страхов. В мессенджерах и TikTok вирусным образом распространялись слухи о том, что теперь в Казахстане вводят «западную ювенальную юстицию». Родителей пугали: «Запретил ребенку телефон или шлепнул в воспитательных целях — опека заберет его в детдом».
Градус истерии был таков, что представителям МВД, Минкультуры и депутатам пришлось неделями оправдываться и разъяснять: закон наказывает за жестокое обращение и побои, а лишение родительских прав остается крайней мерой, применяемой только судом и только при реальной угрозе жизни ребенка.
История повторяется: чиновники пишут законы сухим юридическим языком, забывая, что в обществе с высоким уровнем недоверия любая двусмысленность трактуется гражданами как угроза их семье.
Зачистка без разбора
Впрочем, даже если мы выдохнем и поймем, что речь идет только об опекунах, вопросы к качеству законотворчества остаются. Юристы обращают внимание на другой нюанс, который в пресс-релизе подается как достижение.
Из закона исчезли конкретные перечни преступлений. Раньше запрет на опекунство касался лиц, судимых за убийства, половую неприкосновенность, экстремизм и торговлю людьми. Теперь формулировка стала тотальной: любая судимость и любое уголовное преследование ставит крест на возможности взять ребенка.
«Убрали исключения. Теперь в законе звучит так: имеющих или имевших судимость, подвергающихся или подвергавшихся уголовному преследованию. То есть, чтобы взять ребенка в семью ты должен быть кристально чист перед законом. Но повторюсь, речь идет только об опекунах и попечителях», — отмечают эксперты.
Получается парадокс. С одной стороны, мы кричим о деинституционализации (чтобы дети жили не в детдомах, а в семьях), отдаем приоритет родственникам. С другой стороны — если бабушка, желающая забрать внуков-сирот, когда-то в молодости оступилась или попала под следствие по нетяжкой статье, ей откажут.
Трудности перевода с чиновничьего
Ситуация с этим пресс-релизом — своеобразный диагноз всей коммуникационной политике ведомства. Министерство просвещения, которое по определению должно нести свет знаний и ясность, генерирует тексты, требующие юридического переводчика.
- Смешение понятий. Использовать термин «законный представитель» без уточнения, что речь идет об усыновителях и опекунах — это профессиональная халатность пресс-службы ведомства.
- Запугивание. Фразы про «незамедлительное отстранение» и запрет на «участие в воспитании» без контекста и объяснений звучат как угроза институту семьи в целом.
Родители в Казахстане и так находятся в постоянном напряжении из-за слухов о «западной ювеналке» и законе о семейно-бытовом насилии. Вбрасывать в это наэлектризованное поле двусмысленные формулировки — значит провоцировать социальное недовольство на ровном месте.
Чиновникам хорошо бы понять: их читают не только прокуроры, но и простые люди. И если после прочтения официальной новости у человека возникает мысль «у меня отберут ребенка за судимость по ДТП», значит, пресс-служба сработала не на информирование, а на дезинформацию. Министерству просвещения пора научиться просвещать. И для начала — научиться четко выражать свои мысли на понятном людям языке.
